отдельных людей семье и родственникам. Они противились выплеску эмоций, которые угрожали этим отношениям. Поскольку баптисты и методисты были склонны подрывать те способы, с помощью которых простые люди на Юге структурировали свои кварталы, свои семьи и само свое существование, эти церкви оставались подозрительными в сознании южан на протяжении десятилетий. Многие лидеры евангелистов в конце концов пришли к выводу, как выразился один историк южной религии, что "конечный успех евангелизма на Юге заключался в обращении к тем, кто заточал дьявола в ад, ценил зрелость выше молодости, ставил семью выше религиозного общения, отстаивал превосходство белых над черными и мужчин над женщинами и ценил свою честь выше всего остального". Южному евангелизму пришлось пойти на многочисленные уступки социальным и культурным реалиям региона, особенно рабству.65

Если за ростом евангелической религии и стояли социальные беспорядки, то это было не то, с чем могла долго мириться система рабства. Рабство, которое неизбежно определяло все отношения зависимости в большинстве южных семей, требовало патриархального социального мира, в котором было мало места для разрушительного воздействия диких и неконтролируемых возрождений евангелической религии. Даже южные деревенские йомены осознали необходимость порядка. Поэтому там, где на Глубоком Юге было много чернокожих рабов, евангелическая религия развивалась медленно.

Но в других местах, где число рабов было более ограниченным или вовсе отсутствовало, ситуация была иной. В наиболее неупорядоченных, динамичных и изменчивых районах Севера и Запада вновь появившиеся религиозные желания простых людей часто стремились взять верх над иерархиями всех видов, включая традиционные религиозные институты. Например, в период с 1803 по 1809 год более половины пресвитерианского духовенства и прихожан церкви в Кентукки, где рабство было менее укоренено, чем на Старом Юге, были сметены потоками народного возрождения.66

Конечно, повсюду предпринимались активные усилия, чтобы обратить вспять крайнюю раздробленность, и со временем эти попытки установить некий евангельский порядок переросли в дисциплину, самосовершенствование и респектабельность среднего класса.67 Но поскольку в рассказах большинства историков ранних деноминаций прослеживается тенденция телескопировать этот рост утонченности и организационной согласованности в их конкретных церквях, не всегда удается в полной мере оценить, насколько беспорядочным было происхождение деноминаций.68 Евангелический авторитаризм и респектабельность медленно развивались из социальной неразберихи послереволюционных десятилетий. Например, прошло не менее поколения, прежде чем методисты смогли укротить евангелические лагерные собрания.69

В то время как старый аристократический мир иерархических церквей рушился (исключение составлял рост римского католицизма), новое возрожденческое протестантское духовенство призывало простых людей собрать свой религиозный мир заново на новых демократических условиях. Шотландский эмигрант и отступник пресвитерианин Томас Кэмпбелл в 1809 году заявил народу, что "настало время не только думать, но и действовать самим; видеть своими глазами и брать все наши меры непосредственно из Божественного стандарта".70 Так же, как народ брал в свои руки правительства, так же, по его мнению, он должен был взять в свои руки и церкви. Христианство должно было быть республиканизировано и стать более популярным. Люди были сами себе богословами, и им не нужно было полагаться на других, которые говорили бы им, во что верить. Мы должны быть "полностью свободны, чтобы самим исследовать, что есть истина", - заявил в 1809 году отступник-баптист Элиас Смит, - "не будучи связанными катехизисом, вероучением, исповеданием веры, дисциплиной или какими-либо правилами, кроме Священного Писания".71 От севера Новой Англии до юга Кентукки христианские фундаменталисты призывали покончить со священниками, пресвитерами, ассоциациями, доктринами, конфессиями - со всем, что стояло между людьми и Христом. Людям говорили, что они вполне способны сами управлять своими церквями, и даже клерикальные лидеры консервативных деноминаций, такие как пресвитерианин Сэмюэл Миллер, были вынуждены уступать все больший и больший контроль мирян.72

Люди повсеместно "пробуждались от сна веков", как сказал смелый пресвитерианин Бартон Стоун, который был продуктом не фронтира, а Американской революции; и люди "впервые увидели, что они ответственные существа", которые могут даже быть способны обеспечить свое собственное спасение.73 Хотя строгие кальвинисты все еще пытались подчеркнуть предопределение, ограниченное искупление, суверенитет Бога и неспособность людей спасти себя, обращение казалось доступным для всех, кто желал этого, - просто вопрос отпускания и доверия к Иисусу. Делая акцент на свободной воле и заслуженной благодати, методисты собрали огромное количество душ и направили все евангельское движение в определенно арминианское русло: люди, по сути, могли сами завещать свое спасение. Выслушав методистского проповедника в Линне, штат Массачусетс, в начале 1790-х годов, который нападал на кальвинистское представление о том, что лишь немногие избранные попадают на небеса, один средний ремесленник воскликнул: "Ну почему же, я могу быть спасен! Меня учили, что только часть расы может быть спасена, но если пение этого человека истинно, то все могут быть спасены".74

Универсалисты действительно обещали спасение для всех и, соответственно, процветали. В период с 1795 по 1815 год универсалисты организовали двадцать три церкви в долине реки Коннектикут в сельской местности Вермонта, особенно под руководством Хосеа Баллоу, который отрицал божественность Христа и стал самым важным богословом универсализма. Хотя универсалисты были широко осуждены, в своем признании всеобщего спасения они лишь проводили логику, подразумеваемую многими другими деноминациями. Одним из священнослужителей, выступавших против них, был Лемюэль Хейнс, первый чернокожий священник, рукоположенный в крупной деноминации. Рукоположенный в конгрегационные священники в Коннектикуте в 1785 году, Хейнс перешел в консервативную церковь в Ратленде, штат Вермонт, где служил в течение тридцати лет. Будучи убежденным кальвинистом, он выступал против универсалистов, появлявшихся в Вермонте повсюду. В своей проповеди 1805 года Хейнс сатирически описал универсализм и сравнил Баллоу со змеем в Эдемском саду, который также обещал "всеобщее спасение". Проповедь широко переиздавалась и выдержала десятки изданий.75

Благочестивые евангелисты по-прежнему верили в сатану-страшилу, но, в отличие от пуритан XVII века, большинство из них уже не считали, что дьявол может овладеть телом человека; овладеть им могли только Христос и Святой Дух, что делало приемлемыми все обмороки, крики и телесные сотрясения подателей. Грех больше не воспринимался как нечто, присущее испорченности человеческих существ, а как некий сбой в воле человека и, следовательно, вполне способный быть устраненным индивидуальным усилием. Даже некоторые кальвинисты-пресвитериане и отдельные баптисты были вынуждены смягчить свою оппозицию арминианству перед лицом неустанных вызовов со стороны верующих в свободу воли; многие из них пришли к убеждению, что внешнее нравственное поведение людей - их "характер" - играет более важную роль в религиозной жизни, чем интроспективное обращение их душ.76

После того как в 1806 году один проповедник заявил простым людям, что каждый человек "считается обладающим изначальным правом верить и говорить так, как определит его совесть, между ним и Богом", религия в Америке стала более личной и добровольной,